Сергей Лексутов - Ефрейтор Икс [СИ]

Она спросила, как ни в чем не бывало:

— Ну что, слазаем на скалы?

— А что, полезли… — пожал он плечами.

Она достала из поняги жестяную баночку, маленький металлический скребок, сунула все это в карман и прошла немного вперед по тропе. Тут начиналась широкая расщелина, по которой с трудом, но можно было вскарабкаться наверх. И они полезли. Расщелина все сужалась, становилась все глубже, стало как-то мрачно и тревожно, откуда-то наносило неприятный запах, похожий на запах нефти, на стенах появились черные и коричневые подтеки. Вилена принялась старательно соскребать их в баночку.

— Это что, мумие?.. — благоговейно прошептал Павел.

— Оно самое… — беззаботно откликнулась Вилена. — Я и на вашу долю наберу. Вам не мешает попить, при ваших-то увечьях…

…Павел с Виленой остановилась на берегу ручья. Для долговременного лагеря места лучше и не придумаешь. Неподалеку ручей разливался в широкую и глубокую заводь с кристально чистой водой. Наверняка рыбу из этой заводи не вычерпать, она будет подниматься сюда с низовьев и скатываться с верховьев.

Оглядывая местность, Павел довольным голосом протянул:

— А ведь мы в самом центре охотничьих угодий барса… Очень удачно получилось, для полноты экологической картины — барс.

Устроившись, сразу принялись за работу. Павел уходил из лагеря на несколько суток, проходил маршрутный ход, возвращался, ночевал ночь, и снова уходил по другому маршрутному ходу. Так, раз за разом, он обходил лесной массив, луг, поднимался к самым гольцам. Каждый раз, возвращаясь, он заставал Вилену за работой. В первый раз неподалеку от лагеря появился навес из веток, под ним были натянуты куски белой тонкой бязи. Потом на этой ткани сушились груды трав. Вилена резала траву на широкой плахе, ссыпала в мешочки, надписывала химическим карандашом названия. Всякий раз Павел поражался ее знанием трав и их свойств. Она знала такое, о чем он, ученый-ботаник, даже не подозревал. Сотни видов она помнила по названиям, могла определить с одного взгляда, не пользуясь определителями растений. Совсем она его доконала, когда выяснилось, что она знает и латинские названия растений. Она, так же как и отец, умела ходить по лесу совершенно бесшумно, и, как лесная птица, вставала с зарей.

Каким-то образом она угадывала, когда вернется из маршрута Павел. К его приходу в садке у берега ручья плескалась рыба, а в тенечке под деревом лежала кучка трав и кореньев для салата. Оказалось, что она не хуже Павла умела ловить рыбу, просто, не любила это занятие.

Разговаривали они мало. Пока варилась уха, Павел наскоро разбирал свои коллекции, записи. Потом они ужинали, и он заваливался спать, а утром вновь уходил в трехсуточный маршрут. Так, почти незаметно, промелькнули три недели. Пора было возвращаться. В последний день Павел приводил в порядок свои записи, сортировал коллекции. Вилена укладывала маленькие мешочки с травой в большие. Оказывается, не всякую траву можно класть с другой, даже если они в мешочках. Павел спросил:

— Как же ты потащишь такой груз?

— А они не тяжелые, — безмятежно откликнулась она, — да и вы поможете…

Он засмеялся:

— Ну, ты и лиса-а…

— А что, вы вон какой здоровенный, грех не воспользоваться оказией…

— Слушай, а может тебе поступить в мединститут, на факультет фармакологии?

— Зачем… — Вилена чуть брезгливо покривилась. — Это мать травами лечит, у нее это семейная традиция. А мне не нравится. Люди о своем здоровье не заботятся, угробят его, а потом идут, слезы льют — лечи их. Смотреть противно. Отцу моему за шестьдесят перевалило, а он всю зиму в полынье купается, и пройти ему за день полста километров ничего не стоит.

— Ну, не все же специально здоровье гробят…

— Да все я понимаю… Но я тайгу люблю. Не желаю я в аптеке сидеть, и все тут. И потом, вы же сами себя и опровергаете.

— Это как? — Удивился Павел.

— А ваши увечия. Любой другой сидел бы дома на инвалидности, и чах помаленьку. А вы не только на ноги поднялись, но и такое себе здоровье накачали, смотреть страшно! Я же вижу, как вы по утрам камни швыряете. Такие камешки двум здоровым мужикам не поднять, а вы на пять шагов кидаете…

— Ну уж, так и на пять… — смутился Павел, и, стараясь перевести разговор со свей персоны на другое, спросил: — Ты куда нибудь поступать собираешься? У тебя, вроде, медаль?..

— Ага… Золотая… — она на секунду задумалась, взвешивая на руке туго набитый мешок с травами, потом проговорила: — Да вот, хотела как отец, в заповеднике лесником работать.

— А что, леснику знания не нужны?

— Нужны… У отца-то, высшее образование. И я буду поступать… — она помедлила, будто принимая окончательное решение. — В Университет. Раньше не хотела, думала там все такие, как Гонтарь. Ну, и как остальные…

— Кто, остальные?

— Да эти, ученые…Только и разговоров; как диссертацию сделать, да как потом устроиться на хорошее место. Гонтарю вообще лучше на дороге не попадайся — затопчет.

— Вот как?! И откуда знаешь?

— Знаю… — уклончиво обронила она.

— А теперь что, думаешь, не все такие?

— Вы вот, другой.

— Это какой же, другой? У меня ведь тоже цель, диссертацию написать, а потом устроиться…

— Это не цель у вас, а средство…

— Вообще, верно… — протянул он потрясенно. — Ты что же, ведьма?

— Ага, — обронила она безмятежно, — это у нас семейное. По вас же сразу видно, вы тайгу любите, потому и ясно, что диссертация для вас средство. У вас же без диссертации, и не человек вроде… Мой отец уже полторы сотни статей опубликовал в научных журналах, и никто ему кандидатскую степень присваивать не собирается. А другой кандидат наук, кроме никому не нужной диссертации за всю жизнь ничего не напишет, и ничего нового науке не даст, но до самой пенсии деньги за кандидатство получает.

— А что твой отец заканчивал?

— Охотоведческий факультет. И то заочно.

— А Гонтарь знает, что твой отец наукой занимается?

— Еще бы! И даже частенько у него идеи и темы ворует…

Павел протянул:

— А я все голову ломаю, откуда на таежном кордоне такая библиотека…

— Ну, библиотека-то в основном от дедушки осталась… Отцовы книги все больше научные.

— А кто был твой дедушка?

Вилена вскинула голову, с вызовом бросила:

— Врагом народа!

Павел хмуро проворчал:

— Будто я не знаю, кто были враги народа…

Вилена опустила голову, пригорюнилась:

— Он был профессором филологии… А просидел в лагере семнадцать лет. Они с бабушкой в Ленинграде жили, революцию дедушка с восторгом встретил. Но потом, чем дальше, тем больше, понимал, что простому народу, да и интеллигенции, стало хуже, чем при царе. Ну и где-то, кому-то высказал свои соображения… Хорошо хоть не расстреляли… Бабушка за ним в Сибирь поехала, старалась держаться поближе к лагерям, в которых он сидел, все ждала, что на поселение отпустят. В деревенских школах детишек учила. Может, оно и к лучшему так получилось, а то бы в блокаду с голоду умерла вместе с родителями своими… Дедушку только по амнистии освободили, в пятьдесят шестом. В Ленинград они с бабушкой так и не вернулись, поселились на Алтае, понравились почему-то ему эти места. Преподавали в сельских школах. Бабушка у меня до сих пор жива. И дедушка бы жил, если бы не лагеря… Он до конца своих дней считал, что Сталин извратил учение Ленина, и что коммунизм — единственно верный путь развития человечества.